Преображение человека

Латинское слово «религия» (religio) означает, по Лактанцию, «связь» или «восстановление связи» (от religare — «связывать»). Многие религии ставят своей целью восстановление или установление живой связи человека с Богом, но ни одна из религий не знает такой полноты Богообщения и приобщения к Божеству, какая возможна в христианстве. Бог, Который становится пищей человека, Которого можно не только искать, жаждать, но и вкушать — такого Бога знают только христиане. Христос есть «Хлеб жизни» (Ин. 6:35), «Хлеб насущный» (Мф. 6:11), «сходящий с неба и дающий жизнь всему миру» (Ин. 6:33). Истинная жизнь, «жизнь с избытком» (Ин. 10:10) возможна только во Христе; вне Христа — неполнота жизни, увядание, умирание. «Для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение», — говорит апостол Павел (Фил. 1:21).

Целью христианской религии является достижение такой полноты Богообщения, при которой мы самым тесным образом приобщаемся к Божеству. В Евхаристии человек душой и телом соединяется с Богом, в молитве он умом и сердцем восходит к Богу, в опыте Боговидения внутренними очами созерцает Божество. «Бог есть огонь», говорит Библия (Втор. 4:24, Евр. 12:29), огонь, который «поедает» и истребляет всякое зло и грех, который освещает и делает еще более светлым всякое добро. Каждая встреча с Богом является соприкосновением с огнем: для одних оно смертельно, для других спасительно.

В молитвах перед Причащением и после Причащения этот опыт огня выражен с особенной силой: «Якоже огнь да будет ми, и яко свет Тело Твое и Кровь, Спасе мой, пречестная, опаляя греховное вещество, сжигая же страстей терние, и всего мя просвещая..."; "Се, приступаю к Божественному Причащению. Содетелю, да не опалиши мя приобщением; огнь бо еси, недостойная попаляя, но убо очисти мя от всякия скверны". Огонь Тела и Крови Христа просвещает весь душевно-телесный состав человека: "Давый пищу мне Плоть Твою волею, огнь Сый и опаляяй недостойныя, да не опалиши мене, Содетелю мой, паче же пройди во уды (члены) моя, во вся составы, во утробу, в сердце. Попали терние всех моих прегрешений, душу очисти, освяти помышления... да яко огня мене бежит всяк злодей, всяка страсть". Это просвещение Божественным огнем является приобщением к Свету, соединением с Богом, обожением человека: "Тепле кающияся и чистиши, и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества твоего соделоваяй независтно"; "Боготворящую Кровь ужаснися, человече, зря; огнь бо еси, недостойныя попаляяй. Божественное Тело и обожает (обоживает) мя и питает: обожает дух, ум же питает странно". Как хлеб и вино Евхаристии прелагаются, то есть изменяются и становятся Телом и Кровью Христа, так и человек, приобщаясь Бога, изменяется и преображается: "Усладил мя еси любовию, Христе, и изменил мя еси Божественным Твоим рачением (любовью)"; "Покажи мя Твое селение единаго Духа... и сыном света соделай Твоего служителя".

Преображение человека в результате приобщения к Богу в святоотеческой литературе называется по-разному — «Богоусыновлением», «Богоуподоблением», «изменением в бога», «превращением в бога», «обожением». Идея «обожения» (theosis) была центральным пунктом религиозной жизни Востока, вокруг которого вращались все вопросы догматики, этики и мистики. Исповедовать истинную веру, соблюдать заповеди, молиться, участвовать в таинствах — все это необходимо не иначе, кроме как для достижения обожения, в котором и заключается спасение человека.

Обожение — высшее духовное состояние, к которому призваны все люди:

«Для того создал нас Бог, чтобы мы стали причастниками Божеского естества (2 Пет. 1:4) и причастниками Его присносущности и являлись подобными Ему (ср. 1 Ин. 3:2) по благодатному обожению, ради которого все устроено и пребывает», — говорит святой Максим Исповедник.

Человек, согласно преподобному Иоанну Дамаскину, «вследствие своего тяготения к Богу превращается в бога, однако — в смысле причастия Божественному свету, а не потому, чтобы он переходил в Божественную сущность». Достижение обожения возможно в земной жизни, однако исключительно редки те, кто его достигает здесь. В будущей же жизни каждый, кто войдет в Царство Небесное, станет «причастником Божеского естества» и соединится с Богом. В современной богословской науке не однажды высказывалось мнение, будто на христианское учение об обожении оказал сильное влияние неоплатонизм. Так считал крупнейший русский патролог архим. Киприан (Керн), цитировавший по этому поводу Плотина: «Цель человеческой жизни — не безгрешность, а обожениею. Точнее, впрочем, было бы перевести: «стремление — не быть вне греха, а быть богом». Но выражение «быть богом» в политеистической традиции понималось очень широко, так как theos (бог) могло быть даже синонимом слова daimon («демон», «божество», «бог»), «быть богом» означало достичь духовности и совершенства, присущей демонам (безплотным духам).

Правда, Плотин говорит и о большем — именно о созерцании Верховного Начала (называемого Единое, Первоединое, Благое, Сущее, Все) и единении с Ним в экстазе блаженной любви. Однако экстаз и обожение Плотина не следует полностью отождествлять с соответствующими понятиями патристической традиции. Плотиновский экстаз есть результат умственной деятельности, размышления о Боге; философ не говорит о молитве как пути к Боговидению, тогда как у христианских авторов созерцание Бога является плодом молитвенного труда. Обожение Плотина — это растворение в Едином, слияние с Ним до полной утраты собственной индивидуальности, «исчезновение» в Божестве, тогда как христианское обожение означает наивысшее приобщение к Божественному свету и причастность Божественной энергии без утраты своей личности, взаимообщение и взаимопроникновение Бога и человека как двух личностей, становящихся «равными». И главное — неоплатонизм не знает Христа как единственной Личности, открывающей человеку Божественную реальность в непосредственном опыте, не знает Бога, ставшего хлебом, пищей, питанием для души и тела. Кроме того, неоплатонический экстаз — сугубо интеллектуальный процесс, не предполагающий какого-либо участия тела в обожении: тело — лишь оболочка, темница, гроб, из которого надо выбраться, чтобы общаться с чистейшим Абсолютным Духом. Для христианина же обожение становится возможным только благодаря воплощению Слова, воспринявшего наше человечество и давшего нам Свое Божество, причем тело является полноправным участником процесса обожения и тоже приобщается к Божественной энергии, входящей «во вся составы, во утробу (во внутренности), в сердце».

О том, что такое обожение, лучше всего могут сказать те, кто его достиг. Обратимся вновь к писаниям преподобного Симеона Нового Богослова, который подчеркивает, что единение с Богом — это освобождение от тленности и выход в иные миры, за пределы видимого, за границы интеллектуального познания:

О, Бог и Господь Вседержитель!
Твоей красотою незримой
Насытиться сможет ли кто-то?
Твоей необъятностью, Боже,
Наполниться сможет ли кто-то?

Увидит ли кто-нибудь, Боже,
Лица Твоего сиянье,
Хотя бы ходил он достойно
Во всех Твоих повеленьях?
Великое, страшное чудо,

Невозможное совершенно -
Живя в этом тяжком мире,
В этом страшном и мрачном мире,
Унестись вместе с телом из мира.
О, чудная страшная тайна!

Кто превзошел свое тело?
Кто, превзойдя мрак тленья,
Оставил весь мир и скрылся?
О, как легковесно познанье!
Как бедны все слова земные!

Ибо где человек тот скрылся,
Кто, пройдя это мир, унесся
За пределы всего, что видим?..
Насколько хлеб чистый и свежий
Дороже и слаще грязи,

Настолько и много больше
Все небесное выше земного
Для тех, кто его вкусили.
Устыдись, мудрецов всех мудрость,
Лишенная истинных знаний!

Простота наших слов на деле
Настоящую мудрость содержит,
Что к Богу близка живому...
А я через эту премудрость
Возрождаюсь и богом бываю,
Созерцая Бога во веки.1

Преподобный Симеон подробно говорит об участии тела в обожении. Бог «обнимает» и «целует» человека, тело которого, так же как и душа, всецело преображается и обновляется:

Но может ли кто более
Еще к Нему приблизиться?
И можно ль вознестись туда,
К безмерной высоте Его?

Когда я размышляю так,
Он сам внутри является,
Блистая в сердце немощном,
Меня Он озаряет вновь

Безсмертным осиянием,
Все органы телесные
Лучами освещая мне.
Всего меня объемлет Он,

Всего меня целует Он,
Себя же отдает всего
Мне, грешнику великому.
Любовью насыщаюсь я,
Безмерной красотой Его,

Божественнейшей сладостью,
Блаженством наполняюсь я.
И света причащаюсь я,
И к славе приобщаюсь я,

Сияет все лицо мое...
Все органы телесные
Бывают светоносными.2

Божество сравнивается с огнем, а человеческое естество с сеном; огонь охватывает собой сено, но не попаляет его:

Когда же я вне всех видимых вещей оказался,
Я очень испугался, видя, откуда исторгнут.
Узрев вдалеке будущее и поймать желая,
Я возгорелся огнем любви, и мало-помалу
Этот огонь неизъяснимо превратился в пламя
Сначала лишь в уме моем, потом же и в сердце,
И пламя любви к Богу источало во мне слезы.
Доставляя вместе с ними несказанную радость...

Оно, хотя и очень сильно внутри горело,
Не сжигало во мне вещества, подобного сену,
Находящегося в глубинах души, но — о чудо! —
Все это вещество всецело превращало в пламя,
И сено, соприкасаясь с огнем, не сгорало,
Но скорее огонь, охватывая собой сено,
Соединялся с ним, сохранив его невредимым...

Как, оставаясь неизменным и совсем неприступным,
Ты сохраняешь неопалимым вещество сена
И, сохраняя неизменным, все его изменяешь,
Так что это сено есть свет, хотя свет не есть сено?
И с сеном Ты, Свет, соединяешься неслитно,
А сено бывает как свет, изменившись неизменно.3

Бог остается Богом, и человек остается человеком, сено не смешивается с огнем, и огонь не попаляет сена, Божество не сливается с человечеством, и человечество не растворяется в Божестве. И вместе с тем соединение с Богом бывает настолько тесным и приобщение настолько полным, что весь человек всецело изменяется, преображается, становится богом по благодати. Преподобный Симеон называет обожение «чудной тайной» и «страшным таинством», о котором знают немногие. Однако он подчеркивает, что все Священное Писание говорит об обожении, и тот, кто достиг вершин Боговидения, собственным опытом открывает все то, что скрыто в библейских образах и символах:

Кто перешел тот темный воздух,
Который назван был стеною
Царем Давидом, а Отцами
Наименован «морем жизни»,

Кто в пристань тихую вступает,
Тот блага вечные находит,
Ибо там рай, там древо жизни,
Там сладкий хлеб, вода живая...

Там купина огнем пылает,
Всегда горя и не сгорая,
Там обувь тотчас с ног спадает.
Там расступается пучина,

И я один иду посуху...
Там я нашел скалу крутую,
Что вечно мед мне источает...
Там ел я манну — хлеб небесный...

Там видел жезл я Ааронов,
Что был сухим, но распустился...
Свою безплодную там душу
Узрел я вновь плодоносящей,

Подобно дереву сухому,
Что плод прекраснейший приносит...
Там слышал: «радуйся во веки,
Ибо Господь всегда с тобою!»

Там слышал я: «иди, омойся,
Очисть себя в купели плача!»
Так сделав, я прозрел внезапно.
Там чрез всецелое смиренье
В гробу себя похоронил я,

Но сам Христос, придя с любовью,
Грехов моих тяжелый камень
От двери гроба отодвинул,
Сказав мне: «выходи оттуда!..»

Там я увидел жизнь иную —
Нетленную и неземную,
Которую Христос–Спаситель
Всем дарует, кто ищет Бога.

Там Царство Божие обрел я
Внутри себя — Отца и Сына
И Духа — Божество святое
И нераздельное в трех Лицах.4

Таким образом, человек, достигший святости еще в земной жизни, приобщается к Царству Божьему, соединяется со светом Святой Троицы и наполняется Божеством. Однако после всеобщего воскресения и Страшного Суда святых ожидает еще более полное блаженство и всецелое уподобление Богу, представить себе которое ум человеческий не в силах: «мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что́ будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3:2).